Свод средних сутр [56]. Сутра об Упалии
("Буддизм России" № 34, с.4-11)

Предлагаемая впервые в русском переводе палийская сутра повествует о том, как богатый и умный мирянин Упали(й), бывший прежде покровителем и сторонником джайнского учения, был переубежден Буддой Шакьямуни и стал его последователем.

Перевод с пали и примечания А. В. Парибка

Так я слышал. Однажды Блаженный1 пребывал в Наланде2 в правариковой3 манговой роще. И в ту же пору ниргрантха4, сын Джняти5, находился в Наланде вместе с большой своей свитой ниргрантх. И вот ниргрантха Долгий Тапасвин прошелся по Наланде за подаянием, а после еды, вернувшись со сбора подаяния, направился в правариковую манговую рощу, где был Блаженный. Придя, он любезно поздоровался с Блаженным, обменялся с ним учтивыми, любезными речами и стал подле. И стоящему подле ниргрантхе Долгому Тапасвину Блаженный сказал: «Вот же есть сидения, Тапасвин; усаживайся, коли желаешь». Тут ниргрантха Долгий Тапасвин выбрал сидение пониже и сел подле. И сидящему подле ниргрантхе Долгому Тапасвину Блаженный сказал: «Скажи, Тапасвин, сколько деяний выделяет ниргрантха, сын Джняти, определяя свершение дурных деяний, осуществление дурных деяний?» – «У него нет в обычае выделять и определять “деяния”. У ниргрантхи, сына Джняти, любезный Готама, в обычае выделять и определять “стволы6”» – «Так сколько же “стволов” он выделяет?» – «Три, а именно: “ствол” тела, “ствол” речи, “ствол” ума.» – «И что же, Тапасвин, – “ствол” тела – одно, а “ствол” речи – иное, “ствол” ума – другое?» – «Именно так, любезный Готама.» – «Скажи, Тапасвин, который из этих трех так взаимно различённых, так взаимно разделенных “стволов” ниргрантха, сын Джняти, определяет как гораздо более зазорный – “ствол” ли это тела, или же “ствол” речи, или же “ствол” ума?» – «Таким он, любезный Готама, определяет “ствол” тела, – но не “ствол” речи и не “ствол” ума». – «“Ствол” тела, утверждаешь ты, Тапасвин?» – «Да, утверждаю я, любезный Готама». – «“Ствол” тела, утверждаешь ты, Тапасвин?» – «Да, любезный Готама». «“Ствол” тела, утверждаешь ты, Тапасвин?» – «Да, любезный Готама». Итак, отвечая Блаженному, ниргрантха Долгий Тапасвин трижды определенно высказал свой взгляд на этот предмет.
Затем ниргрантха Долгий Тапасвин спросил Блаженного: «А ты, любезный Готама, сколько “стволов” выделяешь, определяя свершение дурных деяний, осуществление дурных деяний?» – «У Татхагаты, Тапасвин, в обычае выделять и определять не “стволы”, а деяния». – «Так сколько ты выделяешь “деяний”?» – «Три деяния, а именно: деяние тела, деяние речи, деяние ума». – «И что же, любезный Готама, – деяние тела – одно, а деяние речи – другое, деяние ума – иное?» – «Именно так, Тапасвин». – «Скажи, любезный Готама, которые из этих трех так взаимно различенных, так взаимно разделённых деяний ты определяешь как гораздо более зазорное – деяние ли это тела, или же деяние речи, или же деяние ума?» – «Таким я, Тапасвин, определяю деяние ума». – «Деяние ума, утверждаешь ты, любезный Готама?» – «Да, Тапасвин». – «Деяние ума, утверждаешь ты, любезный Готама?» – «Да, Тапасвин». – «Деяние ума, утверждаешь ты, любезный Готама?» – «Да, Тапасвин». Итак, отвечая ниргрантхе Долгому Тапасвину, Блаженный трижды определенно высказал свой взгляд на этот предмет, – а затем тот встал и ушел к ниргрантхе, сыну Джняти.
А в ту пору ниргрантха, сын Джняти, сидел в весьма большом окружении своих глуповатых мирян, предводительствуемых Упалием7. И уже издали завидел ниргрантха, сын Джняти, приближающегося ниргрантху Долгого Тапасвина. Завидев его, он сказал ниргрантхе Долгому Тапасвину: «Эй, откуда это ты, Тапасвин, идешь засветло?» – «А я, почтенный, только что от шрамана Готамы». – «А был ли у тебя с ним какой-либо разговор?» – «Кое-какой был». – «И в каком же роде?». И ниргрантха Долгий Тапасвин пересказал весь тот разговор, что был у него с Блаженным. На это ниргрантха, сын Джняти, сказал: «Отлично, отлично, Тапасвин! Ты отвечал шраману Готаме так, как и подобает образованному слушателю, правильно понимающему учение своего учителя. Что может значить жалкий “ствол” ума против такого крупного “ствола” тела? Конечно, именно “ствол” тела гораздо более зазорен в свершении дурных деяний, осуществлении дурных деяний, – но не “ствол” речи и не “ствол” ума».
Услышав эти слова, домохозяин Упалий сказал ниргрантхе, сыну Джняти: «Верно, почтенный, – Тапасвин молодец! Пойду-ка я, почтенный, опровергну взгляд шрамана Готамы на этот предмет. Если шраман Готама будет высказываться так же, как он высказывался в ответ достопочтенному Тапасвину, то, как сильный мужчина ухватил бы длинношерстного барана за шерсть и на себя потянул, к себе притянул, за собою бы утянул, – так же точно и я шрамана Готаму утверждение за утверждением на себя потяну, к себе притяну, за собою утяну; или, как сильный ремесленник-винокур притопил бы винокурную корзину в воде глубокого пруда, схватил бы ее за угол и на себя потянул, к себе притянул, за собою бы утянул, – точно так же и я шрамана Готаму утверждение за утверждением на себя потяну, к себе притяну, за собою утяну; или, как сильный жулик-винокур взял бы за угол сито из волос и стал бы его трясти-потряхивать, да и порастряс бы, – точно так же и я возьму его утверждение за утверждением, стану трясти-потряхивать, да и порастрясу; или, как шестидесятилетний слон, забравшись в глубокий заросший лотосами пруд, играет в игру, что называют “полощи коноплю”, – точно так же и я, право слово, сыграю с ним в игру, прополощу его, что коноплю!8 Пойду-ка я, почтенный, опровергну взгляд шрамана Готамы на этот предмет». – «Хорошо, ступай ты, домохозяин. Мог бы и я опровергнуть шрамана Готаму, или ниргрантха Долгий Тапасвин, или же ты».
Услышав это, ниргрантха Долгий Тапасвин сказал ниргрантхе, сыну Джняти: «Не нравится мне это, почтенный, чтобы домохозяин Упалий опровергал шрамана Готаму. Ведь шраман Готама – колдун, знает завлекательное колдовство, и им завлекает к себе слушателей иных проповедников». – «Нет тому места, нет зазора9, Тапасвин, чтобы домохозяин Упалий перешел в ученичество к шраману Готаме; уместно зато, чтобы шраман Готама перешел в ученичество к домохозяину Упалию. Ступай, домохозяин, опровергни взгляд шрамана Готамы на этот предмет. Мог бы и я опровергнуть шрамана Готаму, или ниргрантха Долгий Тапасвин, – или же ты». И во второй, и в третий раз говорил то же ниргрантха Долгий Тапасвин. А ниргрантха, сын Джняти, отвечал: «Нет тому места, нет зазора, Тапасвин, чтобы домохозяин Упалий перешел в ученичество к шраману Готаме; уместно зато, чтобы шраман Готама перешел в ученичество к домохозяину Упалию. Ступай, домохозяин, опровергни взгляд шрамана Готамы на этот предмет. Мог бы и я опровергнуть шрамана Готаму, или ниргрантха Долгий Тапасвин, – или же ты».
–  «Хорошо, почтенный», – отвечал домохозяин Упалий ниргрантхе, сыну Джняти, встал с сиденья, попрощался с ним, обошел его посолонь и направился в правариковую манговую рощу, где был Блаженный. Придя, он приветствовал Блаженного и сел подле. И, сидя подле, домохозяин Упалий спросил Блаженного: «Сюда, почтенный, приходил ли ниргрантха Долгий Тапасвин?» – «Да, домохозяин, приходил». – «А был ли у тебя с ним, почтенный, какой-либо разговор?» – «Был кое-какой». – «И в каком же роде?» И Блаженный пересказал домохозяину Упалию весь тот разговор, что был у него с ниргрантхой Долгим Тапасвином. На это домохозяин Упалий сказал Блаженному: «Молодец, молодец Тапасвин, о почтенный! Ниргрантха Долгий Тапасвин отвечал Блаженному так, как и подобает образованному слушателю, правильно понимающему учение своего учителя. Что может значить жалкий “ствол” ума против такого крупного “ствола” тела? Конечно, именно “ствол” тела гораздо более зазорен в свершении дурных деяний, осуществлении дурных деяний, – но не “ствол” речи и не “ствол” ума». – «Мы могли бы с тобою об этом побеседовать, домохозяин, – лишь бы ты высказывался, опираясь на действительность». – «Хорошо, почтенный, я буду высказываться, опираясь на действительность; побеседуем же об этом».
–  «Как ты полагаешь, домохозяин: если ниргрантха захворал, страдает и тяжко занемог, – а он ведь отказывается всегда от холодной воды и пользуется только горячей водою; – так вот допустим, что он скончался оттого, что ему не велено употреблять холодную воду. И где же определяет ему очередное существование ниргрантха, сын Джняти?» – «Есть, почтенный, боги, именуемые “умотварными существами”; среди них-то и будет его очередное существование. И причина этого – вот: он же, почтенный, скончался, будучи связан умом». – «Ах, домохозяин-домохозяин! Отвечай, домохозяин, подумавши, – не согласуется у тебя ни прежнее с последующим, ни последующее с прежним. Не ты ли сам заявлял: “Я, почтенный, буду высказываться, опираясь на действительность; побеседуем же об этом”». – «Пусть, почтенный, Блаженный и сказал так, а всё же именно “ствол” тела гораздо более зазорен в свершении дурных деяний, – но не “ствол” речи и не “ствол” ума». – «Как ты полагаешь, домохозяин: вот есть ниргрантха, четверным смирением-утеснением утесненный: всеотводным отводом, всеотводным сопрягом, всеотводным сдутием, всеотводным касанием. Ходит он туда и сюда и давит ногами множество мелких живых существ. Какое, домохозяин, определяет последствие этого ниргрантха, сын Джняти?» – «Если это ненамеренно, почтенный, то он не определяет это как особо зазорное». – «А если с намерением, домохозяин?» – «Весьма зазорным будет, почтенный». – «А намерение ниргрантха, сын Джняти, к чему относит?» – «К “стволу” ума”. – «Ах, домохозяин-домохозяин! Отвечай, домохозяин, подумавши, – не стыкуется у тебя ни прежнее с последующим, ни последующее с прежним. Не ты ли сам заявлял: “Я, почтенный, буду высказываться, опираясь на действительность; побеседуем же об этом». – «Пусть так, почтенный, но я стою на своем».
–  «Как ты полагаешь, домохозяин: эта Наланда богата и обильна, многолюдна ли и полна народу?» – «Да, почтенный». – «Так вот придет человек, поднявши меч, и скажет: “Сколько ни есть существ в этой Наланде – всех их я сей же миг, сей же час в одну кучу мяса, кучу убоины превращу!” И как ты полагаешь, домохозяин: сможет ли он это сделать?» – «И десять человек, почтенный, и двадцать, и тридцать, сорок, и пятьдесят – и то не смогут. Куда уж там жалкому одному человеку!» – «Как ты полагаешь, домохозяин: что, если придет сюда какой-то шраман или брахман, обладающий сверхобычными силами, овладевший своим духом, – и скажет: “Я эту Наланду единой яростью ума в пепел обращу!”. Как ты полагаешь, домохозяин: сможет ли он это сделать?» – «И десять Наланд, почтенный, и двадцать, и тридцать, и сорок, и пятьдесят сможет – не то что жалкую одну Наланду!»10 «Ах, домохозяин-домохозяин! Отвечай, домохозяин, подумавши, – не стыкуется у тебя ни прежнее с последующим, ни последующее с прежним. Не ты ли сам заявлял: “Я, почтенный, буду высказываться, опираясь на действительность; побеседуем же об этом”». – «Пусть так, почтенный, но я стою на своем». – «А ты слышал, домохозяин, что пуща Дандака, пуща Медхья, пуща Калинга, пуща Матанга – все эти леса не всегда лесами были?» – «Да, почтенный, я слыхал об этом». – «Отчего же они лесами стали?» – «Я так слышал, почтенный, что от ярости ума». – «Ах, домохозяин-домохозяин! Отвечай, домохозяин, подумавши: – не стыкуется у тебя ни прежнее с последующим, ни последующее с прежним. Не ты ли сам заявлял: “Я, почтенный, буду высказываться, опираясь на действительность; побеседуем же об этом”».
–  «Уже первою притчей Блаженного был я, почтенный, восхищен и обрадован, однако хотелось мне послушать затейливых и находчивых ответов Блаженного, потому-то я и решил противоречить Блаженному. Превосходно, почтенный, превосходно, почтенный! Почтенный словно горбатого выпрямил, словно спрятанное отыскал, заблудшего на дорогу вывел, во тьме масляный светильник поставил! Имеющий очи да видит – вот точно так же Блаженный разными способами изъяснил Дхарму. Иду я ныне под защиту Блаженного, дхармы и общины монахов, и да считает меня Блаженный с нынешнего дня своим мирским последователем, нашедшим в сем защиту, покуда жив».
–  «Рассуди сначала, домохозяин, потом решай; благо для таких известных людей, как ты, поступать рассудительно». – «А от этого я, почтенный, и того более восхищен и обрадован Блаженным, коли он так сказал мне. Ведь иные проповедники, залучивши меня в слушатели, тут же на всю Наланду трубят во всеуслышанье: Упалий, де, домохозяин, к нам в ученичество перешел. А Блаженный мне вон как говорит. Иду я ныне, почтенный, во второй раз под защиту Блаженного, дхармы и общины монахов, и да считает меня Блаженный с нынешнего дня своим мирским последователем, нашедшим в сем защиту, покуда жив».
–  «Но для ниргрантх, домохозяин, твой род давно уж стал кладезем; ты, пожалуйста, и впредь не откажи им в подаянии, буде они прибегнут к тебе». – «А от этого я, почтенный, и того более восхищен и обрадован Блаженным, коли он так сказал мне. Я слышал, почтенный, что шраман, де, Готама так говорит: “Мне одному надо дары давать, а другим не надо, только моим слушателям надо дары давать, а чужим слушателям не надо; то, что мне дано, – многоплодно, а что другим, – не многоплодно; то, что моим слушателям дано, – многоплодно, а что чужим – не многоплодно”. И вот Блаженный сам побуждает меня приносить дары ниргрантхам! Впрочем, мы тому время сами найдем. Иду я ныне, почтенный, в третий раз под защиту Блаженного, дхармы и общины монахов, и да считает меня Блаженный с нынешнего дня своим мирским последователем, нашедшим в сем защиту, покуда жив».
И вот Блаженный произнес для домохозяина Упалия последовательную проповедь, а именно: проповедь о дарах, о нравах, о небесах; изъяснил бедственность, суету и грязь утех и преимущества отказа от утех. А когда Блаженный заметил, что сознание домохозяина Упалия стало подготовленным, пластичным, неотвлекаемым, оживленным и проясненным, изъяснил он тому образцовое изложение дхармы просветленных: тяготу, сложение, пресечение, стезю11. И словно бы краска прочно взялась на чистой, отбелённой ткани – так же возникло незамутненное, незапыленное видение дхармы у домохозяина Упалия, не успел он и с сиденья встать: “Всё, что слагается, – пресечется”. И вот домохозяин Упалий, узревший дхарму, обретший дхарму, познавший дхарму, углубленный в дхарму, выбравшийся из сомнений, прочь отложивший “что да как”, достигший уверенности и не опирающийся [более] на других в учении учителя12, – сказал Блаженному: «А теперь, почтенный, мы к себе пойдем, – много у нас дел и обязанностей». – «Это как ты сам решаешь, домохозяин».
И вот домохозяин Упалий, оценив изреченное Блаженным и в восхищении встав с сидения, попрощался с Блаженным, обошел его посолонь и направился в свою усадьбу. Там он окликнул привратника: «С нынешнего дня, милейший привратник, для ниргрантх – мужчин и женщин – дверь моя закрыта; открыта она для монахов, монахинь, мирских последователей и последовательниц Блаженного. Впредь, буде явится сюда ниргрантха, говори ему так: “Стой, почтенный, не входи. С нынешнего дня домохозяин Упалий перешел в ученичество к шраману Готаме. Дверь для вас теперь здесь закрыта; а открыта она для монахов, монахинь, мирских последователей и последовательниц Блаженного. Но если, почтенный, тебе надобно подаяние, то постой здесь, тебе сюда и вынесут”». – «Хорошо, почтенный», – отвечал привратник.
Прослышал ниргрантха Долгий Тапасвин, что Упалий, де, домохозяин, перешел в ученичество к шраману Готаме. И вот ниргрантха Долгий Тапасвин направился туда, где был ниргрантха, сын Джняти. Придя, он сказал ниргрантхе, сыну Джняти: «Говорят, что Упалий, домохозяин, перешел в ученичество к шраману Готаме». – «Нет тому места, нет зазора, Тапасвин, чтобы домохозяин Упалий перешел в ученичество к шраману Готаме; уместно зато, чтобы шраман Готама перешел в ученичество к домохозяину Упалию». И во второй раз и в третий раз ниргрантха Долгий Тапасвин говорил это ниргрантхе, сыну Джняти. Но тот отвечал так же. Тогда ниргрантха Долгий Тапасвин сказал: «Схожу-ка я, почтенный, да разузнаю, перешел ли домохозяин Упалий в ученичество к шраману Готаме или же нет». – «Хорошо, Тапасвин».
И вот ниргрантха Долгий Тапасвин направился к усадьбе домохозяина Упалия. И уже издали завидел привратник приближающегося ниргрантху Долгого Тапасвина. Завидев его, он сказал: «Стой, почтенный, не входи. С нынешнего дня домохозяин Упалий перешел в ученичество к шраману Готаме. Для ниргрантх – мужчин и женщин – дверь теперь здесь закрыта; открыта она для монахов, монахинь, мирских последователей и последовательниц Блаженного. А если тебе надобно подаяние, то постой здесь, тебе сюда и вынесут». – «Не надобно мне подаяния, любезный», – ответил тот, повернулся и направился туда, где был ниргрантха, сын Джняти. Придя, он сказал ниргрантхе, сыну Джняти: «Действительно, почтенный, домохозяин Упалий перешел в ученичество к шраману Готаме. [Говорил я тебе], почтенный, что не нравится мне это, – а ты не внял. Вот и завлек шраман Готама к себе в ученичество домохозяина Упалия завлекательным колдовством». – «Нет тому места, нет зазора, Тапасвин, чтобы домохозяин Упалий перешел в ученичество к шраману Готаме; уместно зато, чтобы шраман Готама перешел в ученичество к домохозяину Упалию. Схожу-ка я сам да разузнаю, перешел ли домохозяин Упалий в ученичество к шраману Готаме или же нет».
И вот ниргрантха, сын Джняти, вместе с большой свитой ниргрантх направился к усадьбе домохозяина Упалия. И уже издали завидел привратник приближающегося ниргрантху, сына Джняти. Завидев его, он сказал ему то же, что и Долгому Тапасвину. – «А ты, любезный привратник, отправляйся туда, где сейчас домохозяин Упалий, и скажи: “Почтенный! ниргрантха, сын Джняти, вместе с большой свитой из ниргрантх стоит у привратной горницы и хочет тебя видеть”». – «Хорошо, почтенный», – отвечал привратник ниргрантхе, сыну Джняти, направился туда, где был домохозяин Упалий и, придя туда, передал эти слова. – «Раз так, разложи-ка сидения в средней привратной зале». – «Хорошо, почтенный», – отвечал привратник домохозяину Упалию, разложил в средней привратной зале сидения и направился туда, где был домохозяин Упалий. Придя туда, он сказал домохозяину Упалию: «Сидения в средней привратной зале разложены, почтенный. Поступай, как тебе надобно». И вот домохозяин Упалий направился к средней привратной зале. Придя туда, он выбрал себе самое лучшее, самое высокое, красивое и нарядное сиденье, уселся и окликнул привратника: «Так ты, любезный привратник, направляйся к ниргрантхе, сыну Джняти, а придя к нему, скажи ему: “Домохозяин Упалий говорит, почтенный, что ты можешь входить, коли тебе угодно”». – «Хорошо, почтенный», – отвечал привратник домохозяину Упалию и так и сделал. И ниргрантха, сын Джняти, вошел в среднюю привратную залу вместе с большой свитой из ниргрантх.
Прежде, бывало, домохозяин Упалий, стоило ему издали завидеть приближающегося ниргрантху, сына Джняти, шел ему навстречу, сам протирал для него самое лучшее, высокое, красивое и нарядное сиденье своею верхней одеждою, застилал его ею и усаживал на него ниргрантху, – а теперь сам уселся на самом лучшем, высоком, красивом и нарядном сиденье и сказал ниргрантхе, сыну Джняти: «Вот же есть сидения, почтенный. Усаживайся, коли желаешь». На это ниргрантха, сын Джняти, сказал: «Помешался ты, домохозяин, сдурел ты, домохозяин! Шел ты шрамана Готаму опровергать, а вернулся спеленутый хитросплетениями его утверждений. Словно некто за яйцами пошел, – а яйца-то ему и подавили13; или словно некто в кости играть пошел, – а кости-то ему и переломали14. Вот точно так же и ты, домохозяин. Завлек тебя шраман Готама своим завлекательным колдовством».
–  «Доброе это, почтенный, завлекательное колдовство, благотворное, почтенный, завлекательное колдовство! Если бы, почтенный, милые мне мои кровные родичи этим завлечением завлеклись, – долгое было бы оттого милым мне кровным родичам благо и счастье. Если бы, почтенный, все кшатрии, все брахманы (...) вайшьи (...), шудры, весь мир с богами, с марами и брахманами, с народом шраманским и брахманским, божеским и человеческим этим завлечением завлекся, – долгое было бы оттого всему миру с богами, с марами и брахманами, с народом шраманским и брахманским, божеским и человеческим благо и счастье. Я тебе, почтенный, сравнение приведу, через сравнение некоторые сообразительные люди понимают смысл сказанного.
Когда-то, почтенный, была у некоего пожилого, почтенного, старого брахмана молодая супруга-брахманка, и была она беременна, на сносях. И вот, почтенный, говорит она тому брахману: “Ступай, брахман, купи на базаре маленькую обезьянку – будет она сыночку моему игрушкой”. На это брахман отвечал молодой брахманке так: “Погоди, госпожа, покуда не разрешишься. Если родишь ты мальчика, я куплю для него на базаре маленькую обезьянку-самца, она и будет сыночку твоему игрушкой; а если родишь девочку, то я куплю для нее на базаре маленькую обезьянку-самку, она и будет доченьке твоей игрушкою”. И во второй, и в третий раз говорит, почтенный, та молодая брахманка тому брахману: “Ступай, брахман, купи на базаре маленькую обезьянку – будет она сыночку моему игрушкой”. И вот, почтенный, тот брахман, влюбленный в ту молодую брахманку и привязанный к ней душою, купил на базаре маленькую обезьянку и принес ее молодой брахманке: “Вот, госпожа, принес я тебе с базара маленькую обезьянку, будет она твоему сыночку игрушкою”. На это, почтенный, та молодая брахманка сказала тому брахману: “Снеси ты, брахман, эту маленькую обезьянку Рактапанию из рода красильщиков. Придя, скажи ты ему вот что: “Хочу я, любезный Рактапаний, чтобы ты покрасил мне эту маленькую обезьянку краскою под названием “желтая притирка”, отбил бы ее как следует и с обеих сторон прогладил”. И вот, почтенный, тот брахман, влюбленный в ту молодую брахманку и привязанный к ней душою, отправился с той маленькою обезьянкой к Рактапанию из рода красильщиков и так ему и сказал. На это, почтенный, Рактапаний из рода красильщиков сказал тому брахману: “Покрасить эту маленькую обезьянку, почтенный, можно, а вот отбить или прогладить – невозможно”. Вот точно так же, почтенный, прельститься утверждением ниргрантх можно – и то глупым, а не умным, принять же его и заняться его продумыванием – невозможно. А тот брахман, почтенный, как-то в другой раз пришел к Рактапанию из рода красильщиков: “Хочу я, любезный Рактапаний, чтобы ты покрасил мне эту новую ткань для платья краскою под названием “желтая притирка”, отбил бы ее как следует и с обеих сторон прогладил”. На что Рактапаний сказал тому брахману: “Эта твоя новая ткань для платья, почтенный, такова, что ее и покрасить можно, и отбить, и прогладить тоже можно”. Вот точно так же, почтенный, и прельститься утверждением Блаженного, святого, истинновсепросветленного, можно – умным, а не глупым, и принять его и заняться его продумыванием можно».
–  «Однако, домохозяин, всё царское окружение знает о том, что домохозяин Упалий – слушатель ниргрантхи, сына Джняти. Чьим же слушателем нам тебя считать теперь?» И вот домохозяин Упалий поднялся с сиденья, обнажил плечо, сложил молитвенно руки, обратившись в ту сторону, где был Блаженный, и сказал ниргрантхе, сыну Джняти: «Послушай же, почтенный, чей я теперь ученик!
Того, кто стоек, ушел от заблуждений, прорвался сквозь бездумье, победил победу, несмутен, сознаньем совершенно ровен, зрел добрым нравом, благомудр, [кто был] Вессантарой15 и не запятнан, – его, Блаженного, теперь я слушателем стал.
Не спрашивающего “что да как”, довольного, изблевавшего скоромь мирскую, сорадующегося, законченного шрамана, – человека, живущего с последним телом, мужа несравненного, беспылкого, – его, Блаженного, теперь я слушателем стал.
Несомневающегося, искусного и знатока Устава, избранного из колесничих, непревосходимого, блистательного Дхармой, неколебимого, создателя сияния, гордыни пресекателя, богатыря, стоящего на Дхарме, смиренного всем существом, превозмогшего привязанность, свободного, – его, Блаженного, теперь я слушателем стал.
Змия-слона, в безлюдье отдыхающего, истощившего препоны, свободного, благого собеседника, омытого, свернувшего знамена, ушедшего от страсти, смиренного, не рассеивающегося, – его, Блаженного, теперь я слушателем стал.
Седьмого из вещих16, необманчивого, троеведающего, достигшего Брахмы, снатаки17, знатока словоделения, ненапряженного, изведавшего веды, разрушителя крепостей, Шакры, – его, Блаженного, теперь я слушателем стал.
Ария, развившего себя вполне, достигшего того, что достижимо, изъяснителя, памятующего, зрящего вокруг, несклоняющегося, неотклоняющегося, беспохотного, достигшего мощи, – его, Блаженного, теперь я слушателем стал.
Воистину прошедшего18, созерцателя, не следующего за помехами, чистого, независимого, неоставленного, уединенного, достигшего верхушки, выбравшегося и помогающего выбраться другим, – его, Блаженного, я слушателем стал.
Покойного, мудростью обильного, мудростью богатого, ушедшего от алчности, Татхагаты, благоушедшего, того, кому нет равной личности, бесподобного, уверенного и умелого, – его, Блаженного, я слушателем стал.
Отсекшего влечение и пробудившегося, ушедшего от смрада, непятнаемого, достойнейшего, якши19, величайшей личности, важнейшего, величайшего, достигшего славы высот, – его, Блаженного, я слушателем стал.20»
«Когда же ты составил, домохозяин, эти похвалы шраману Готаме?» – «Представь себе, почтенный, огромный цветочный ворох из разных цветов, а ловкий сплетатель гирлянд или ученик сплетателя гирлянд составляет из него пеструю гирлянду; – вот так же, почтенный, и у Блаженного множество достоинств, не одна сотня достоинств. Трудно ли воздать похвалу тому, кто похвалы достоин?»
И тут у ниргрантхи, сына Джняти – так невыносимо ему было величание Блаженного, – горлом горячая кровь пошла.


1 Блаженный пали: Bhagavа. Самый частый титул Будды в устах буддистов. Имеется в виду, что Будда обрел благую долю (bhaga) для себя и может помочь обрести ее другим. В индуизме это же слово значит “Господь” и прилагается преимущественно к Вишну, – например, в Бхагавадгите.
2 Городок в округе Раджагрихи, столицы царства Магадха.
3 Название благоуханной разновидности манго.
4 Пали: niggantho, санскрит: nirgrantha – этимологически: “избавившийся от узлов”. Обычное название джайнов в ранних буддийских текстах.
5 Пали: nатaputto, в вариантах: nаthaputto или nаtaputto, на санскрите: Jгаtiputro и др., – основатель исторического джайнизма Вардхамана Махавира.
6 Стволы – пали: daндa. Можно понять и “кары”, но такое толкование этого слова хорошо подходит только к джайнскому аналогу дурных деяний. В выбранном варианте перевода предлагается понимать стволы как опоры или устои живого существа. Впрочем, оба прочтения могли в подлиннике совмещаться.
7 Пали и санскр.: Upаli. Я добавил – й на конце для удобства склонения.
8 Похвальба завзятого спорщика; некоторые образы здесь остаются не до конца ясными. Пассаж встречается в палийском каноне неоднократно.
9 Нет тому места, нет зазора –мы бы сказали, конечно, “нет возможности”, но древний текст предпочитает выразить “возможность” как место в пространстве мыслимых вариантов.
10 Будда имеет в виду общую для Древней Индии убежденность, что аскеты, де, могут обретать могучие магические силы. Подобные мотивы нередки в индуистских пуранах.
11 Т.е. четыре аспекта отношения буддиста к действительности, а в расхожем переводе – т.н. “благородные истины”.
12 Приведена формула “обретения слуха к дхарме”, иначе – “вступления в поток”. Таким образом, в результате лекции Будды Упалий из заурядного обывателя (pRthagjana) стал арием, сделал первый важный шаг на пути к нирване.
13 По-русски удалось буквально воспроизвести брань разозленного шрамана.
14 В подлиннике игра слов другая – “игральная кость” и “глаза”.
15 Имеется в виду последняя земная жизнь Бодхисаттвы перед рождением в облике Сиддхартхи Гаутамы. О ней рассказано в завершающей палийское собрание джатак “Джатаке о Вессантаре”. Сам эпитет в устах Упалия звучит анахронизмом.
16 Завершающего группу из семи будд, в которую входят также Кашьяпа, Кракусандха и др.
17 Снатака – арий, закончивший традиционное обучение и прошедший через завершающий его обряд омовения.
18 Востину прошедший –Татхагата, что иначе толкуется как “Воистину пришедший, востину ушедший, к таковости пришедший, пришедший так же, как былые Будды, и др.”
19 Здесь якша в древнейшем значении – дух, могучее и священное существо.
20 Перечень эпитетов, вложенный в уста Упалия, представляет собою первый пример жанра величания, не слишком частого в буддийской традиции. Гораздо шире известны подобные величания в индуизме, также сводящиеся к нанизыванию редких и изысканных эпитетов.

А. П.


Copyright © Буддизм России 2004. Все права защищены. www.BuddhismOfRussia.ru